не пострадала бы в годы депортации. Мой рассказ посвящен тому

трагичному периоду в жизни народа на примере нашей семьи. Достаточно

привести общеизвестный факт гибели в Средней Азии и Казахстане

половины высланного населения Чечено- Ингушетии. Бывало, в одной

семье умирало несколько человек, в другой погибали все, прерывая

продолжение рода (к1ур бовш). Холод и голод, отсутствие средств к

существованию способствовали также разрушению некоторых семей. В

селе Алга Актюбин- ской области Казахской ССР, где мы жили, имел место

дикий для чеченцев случай: молодые родители, уроженцы с. Сельмента-

узен Веденского района из тейпа чермой, от безысходности бросили в

зимнюю стужу на произвол судьбы грудного мальчика (фамилии и имен

родителей не называю из этических соображений). Ребенка усыновила и

выкормила моя бездетная мать Санет, похоронившая в течение трех лет

шестерых детей. Но усыновленному мальчику тоже не суждено было

прожить на свете больше двух лет. Позже (в 1952г.) родился я, седьмой

ребенок в семье, а потом уже и мой брат Гирги. Меня назвали Вахой, чтобы

долго жил, а младшему дали имя в честь птицы-долгожителя. Теперь нас

пятеро — три брата и две сестры, все живы, здоровы.

В те годы мои родители, напуганные пережитой трагедией и боясь

потерять на чужбине нас, двоих сыновей, денно и нощно молили Аллаха о

нашем спасении и жили одной мыслью — вернуться на историческую родину,

надеясь, что она (Дег1аста) даст нам свое тепло и сохранит нам жизнь. Тяга к

родной земле была настолько сильна, что наша семья, не дождавшись

официального разрешения, собрала свой нехитрый скарб и выехала на

Кавказ, домой. Это было в мае 1956 года. Судите, читатели, сами, насколько

1

рискованным был переезд в то время, когда спецпереселенцам категорически

запрещалось без специального разрешения комендатуры передвижение не

только по всей стране, но и в пределах района. Подобная «вольность»

каралась лишением свободы на длительный срок.

На земле обетованной нас, разумеется, никто не ждал. Новые хозяева

нашего дома в с. Элистанжи Веденского района (в то время Тандо

Ботлихского района), аварцы по национальности и, казалось бы, единоверцы,

трое суток не пускали нас к очагу, хотя в семье нашей было двое маленьких

детей — я 4-х лет, и мой младший брат Гирги. До сих пор перед глазами стоит

тот старый плетень, который заменял им ворота, а для нас был заслоном на

пути к родному дому.

Уставшим с дороги и голодным, нам не протянули даже куска чурека,

наоборот, обступив нас, кучку несчастных странников, все они, включая

ближайших соседей, пытались унизить и оскорбить, строили нам

непристойные мины и показывали языки. К тому же демонстративно,

приседая рядом с нами, и взрослые, и дети, вопреки горскому и даже просто

человеческому этикету, справляли нужду на наших же глазах. Это было

неслыханно!

Деваться было некуда, мы оставались рядом с домом, в котором когда-

то жили. А на третьи сутки после возвращения наряд милиции в составе

почти из десятка человек забрал нашего отца Магомеда Гарсаева. Вели они

себя так, словно проводили спецоперацию по обезвреживанию большой бан-

ды. Представьте себе, каково было нам, маленьким детям и нашей рыдающей

матери Санет, после всей этой вакханалии сидеть на улице сутками без еды и

людского участия.

И все-таки нашлись добрые люди, пожалевшие нас. Прежде всего, это

была супружеская чета андийцев — Джамалхан и Келимат Маматхановы. Они

жили на соседней улице в доме чеченцев Таймасхановых и, узнав о нашей

беде, приехали на подводе и забрали нас к себе с нашим нехитрым имуще-

ством.

2

Отец, впрочем, не в первый раз видел Джамалхана. Он познакомился с

ним ещё в 1954 году, когда невыносимая тоска по родине заставила его тайно

приехать в родное село, чтобы зарядиться энергией земли предков и отдать

дань памяти родовому кладбищу. Джамалхан ещё тогда проявил мужество,

приняв моего отца в качестве дорогого гостя, хотя он считался

спецпереселенцем, т. е. врагом народа. Тогда они скрепили куначество,

обменявшись дорогими подарками: Джамалхан подарил отцу кинжал,

изготовленный лучшими мастерами из Кубачи, а отец преподнёс ему свои

карманные часы, которые носил с юности. (Этот дружеский жест невольно

навевает воспоминания о дружбе Льва Толстого с кунаком-чеченцем из тайпа

элистанжой Садо Мисербиевым).

В хлебосольном доме андийца Джамалхана, в совершенстве владевшем

чеченским языком, нас окружили такой теплотой и уютом, что и теперь, по

истечении 50-ти лет, всё это вспоминается с большой нежностью и

благодарностью. Я помню белые, пухлые руки доброй Келимат, готовящие

для нас вкусные угощения. Они так и сновали над столом, подавая нам то

холтамаш, то хинкал, то чуду.

Дружба чеченцев с андийцами имеет вековые корни. У наших народов

было традицией обмениваться на определенное время мальчиками-

подростками, чтобы они научились языкам, обычаям и традициям друг друга.

Подтверждением чему служит тот факт, что чеченцы давали своим сыновьям

имя 1аьнди, что исходит от этнонима — андиец. В современном чеченском

этносе очень много очеченившихся андийцев из тайпов гагатли, зилой,

г1умхоу и т.д. Предки великого Устаза и гуманиста Киши-Хаджи по

исторический данным выходцы из с. Г1умха андийского общества.

Благодаря стараниям Джамалхана под его поручительство отца

освободили, семья наша воссоединилась. Позже нам помогали и другие

андийцы: Асалхан Абдусаламов и его жена Х1урзади: Жемилт Исламова. (До

сих пор все элистанжинцы вспоминают этих людей с большой теплотой и

нежностью). Но счастье было недолгим: опять через несколько дней тот же

3

наряд милиции приехал с грузовиком-полуторкой. На сей раз диалог был

коротким — нам предложили убраться за пределы Веденского района в

течение часа. И 22 сентября 1956 года, погрузив вещи в машину, мы выехали

из Элистанжи. Водителю Грише, русскому парню, было поручено вывезти

нас в райцентр Шали (в то время Междуречье), где районные власти должны

были решить нашу дальнейшую судьбу.

Здесь нас случайно встретили очеченившиеся таркинцы, проживающие

Шали ещё с I половины XIX века; их предки переселились сюда из аула

Эрпели Буйнакского общества. Они пытались успокоить нас, детей, и нашу

плачущую мать, старались накормить нас посытнее, одеть потеплее. Каждый

из них нёс из дому кто еду, кто одежду.

Поев и обогревшись, мы с братом успокоились. Тем временем к толпе,

окружившей нас, подошёл солидный мужчина средних лет и

поинтересовался происходящим. Отец кратко рассказал ему о наших

мытарствах. Незнакомец в категоричной форме предложил водителю отвезти

нас, пассажиров, обратно в Элистанжи, на что Гриша ответил отказом,

ссылаясь на строгое начальство.

Тогда мужчина быстрым шагом зашел в местный РОВД,

расположенный рядом. Выйдя оттуда через некоторое время, он показал

водителю удостоверение и уже приказным тоном велел завезти машину.

Оказывается, это был известный чеченский писатель и поэт Магомед

Мамакаев, являвшийся в то время членом Оргкомитета по восстановлению

автономии чеченцев и ингушей. Магомед сам сопровождал нас до места

назначения. На предложение моего отца сесть в кабину грузовика, Мамакаев

ответил: «Настоящему чеченцу не подобает создавать неудобства женщинам и

детям. Мы поедем с тобой в кузове». Так мы доехали до Элистанжи. После

долгих препирательств с представителями местной власти и «новыми

хозяевами» нашего дома нам все-таки освободили одну комнату, где мы

поселились.

После некоторых взаимных обид и недовольств отношения с соседями

4

поплели. В кратчайший срок я научился разговаривать на аварском языке и

стал своего рода «толмачом» при общении моих родителей с аварцами.

Надо особо отметить, что знание языка способствовало нашему с ними

сближению, что оказалось не по нраву местному участковому Гаджиеву.

Он продолжал тематически притеснять нашу семью, провоцировать отца на

противодействие в отношении его, представителя местной власти. В конце

концов, отец не выдержал и отправился искать справедливость в Москве.

Здесь ему каким-то образом удалось попасть на прием к К.Е. Ворошилову,

Председателю Президиума Верховного Совета СССР.

Как впоследствии рассказывал отец, Ворошилов весьма внимательно

выслушал его сбивчивый рассказ, по-отечески пожурил его за своеволие,

но, тем не менее, утешил и ободрил, обещав содействие в решении

неординарной проблемы. Так и случилось. По указанию Ворошилова отцу

купили билет до Грозного, проводили на вокзал и отправили домой, где его

уже не беспокоили ни соседи, ни участковый.

По возвращении чеченцев на Кавказ каждый дом его истинным

хозяевам приходилось отвоевывать и силой, и натиском. Очень часто у

спецпереселенцев за свое же жилище вымогали деньги. И многие платили.

Были частые столкновения между молодежью обеих сторон. К сожалению,

дело доходило даже до убийств.

На фоне этого негатива хотелось бы отметить и тот факт, что евреи и

кумыки встречали возвращающихся вайнахов с неподдельной радостью и

хлебом-солью, устраивая ловзары и всенародные гуляния в их честь, а в

период выселения ни один еврей и кумык не присвоил чужого имущества,

не занял ни одного опустевшего дома.

Грузины, проживавшие в тот же период на чеченских землях в Итум-

Калинском анклаве, добровольно освобождали чужое жилье, при этом

искренне извиняясь перед народом. К их чести, жили они в чеченских

домах не как временщики, а очень аккуратно, дворы и приусадебные

участки были ухожены, плодоносили сады, зеленели улицы от множества

5

деревьев.

Тем не менее, трудно избавиться от горечи, которую мы испытали со

стороны так называемых братьев-соседей, национальность тут не имеет

значения. От их варварского отношения к нам, к нашим домам, к нашей

земле. Не хочу сейчас расписывать все непристойности, которые нам

пришлось видеть и слышать. С высоты своего возраста и сегодняшнего дня

я, внутренне содрогаясь, представляю, какие чувства в этой ситуации

овладевали моим отцом и матерью. Не имею в виду какой-либо народ в

целом и не позволю себе по первобытному поведению одичавших людей, в

горячке сталинской политики позабывших все каноны горской этики,

судить о целых народах, испытывать к кому-то из них неприязнь и

неуважение. Тем более что мой рассказ о злоключениях нашей семьи

раскрывает лишь малую толику страданий, перенесенных нашим народом в

период восстановления республики.

Лейчий ГАРСАЕВ,
доктор наук, профессор

Основная задача праздника – напомнить людям о необходимости сбережения всемирного культурного наследия, которое было создано усилиями многих народов за всю историю человечества.

На 1 февраля 2024 года в перечень выявленных объектов культурного наследия, расположенных на территории Чеченской Республики, включен 871 объект культурного наследия (500 памятников истории и культуры и 371 объект археологического наследия). Об этом «ГР» рассказал заместитель председателя комитета Правительства ЧР по охране и использованию культурного наследия Абу Исаев.

«В Реестре (ЕГРОКН) зарегистрировано 88 памятников Воинской Славы, в том числе 66 памятников, связанных с героической защитой нашей Родины в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 годов. На территории республики насчитывается 130 объектов культурного наследия религиозного назначения: 97 зияртов, 30 мечетей (памятники средневековой архитектуры) и 3 церкви», – рассказал собеседник «ГР».

Также Исаев подчеркнул, что в 2023 году в ЧР завершены ремонтно-реставрационные работы 11 объектов культурного наследия Цеча-Ахкинском, Ялхаройском и Эгичожском комплексах.